Властитель огня - Страница 10

Он заговорил с ней. Напомнил ей, что это время жил в Венеции и работал на фирму, которая реставрирует церкви. Он не сказал ей, что время от времени по-прежнему выполняет поручения Ари Шамрона или что два месяца тому назад осуществил поимку австрийского военного преступника по имени Эрих Радек и вернул его Израилю для суда. Когда наконец он набрался сил, чтобы сказать, что любит другую женщину и хочет разорвать их брак, чтобы жениться на ней, – у него все-таки не хватило духу это осуществить. Говорить с Лией – все равно что говорить с надгробием. В этом не было смысла.

По истечении получаса он отошел от нее и высунул голову в коридор. Медсестра ждала там, прислонясь к стене и скрестив руки.

– Вы закончили? – спросила она.

Габриэль кивнул. Женщина скользнула мимо него и без звука вошла в солярий.

Поздно вечером рейс из аэропорта «Хитроу» прибыл в Венецию. Габриэль поехал в город на водном такси, стоя в рубке рядом с водителем, спиной к двери в кабину, и смотрел на то, как буи на лагуне выступают из тумана, словно ряды потерпевших поражение солдат, возвращающихся с фронта домой. Вскоре показались очертания Каннареджио. Габриэль на миг почувствовал успокоение. Венеция, разрушающаяся, уходящая под воду, пропитанная водой Венеция всегда оказывала на него такое влияние. «Это целый город, нуждающийся в реставрации, – сказал ему в свое время Умберто Конти. – Используй ее. Исцели Венецию, и она исцелит тебя».

Такси привезло его к палаццо Лецце. Габриэль зашагал на запад по Каннареджио, вдоль широкого канала под названием Рио-делла-Мизерикордиа. Он дошел до железного моста, единственного во всей Венеции. В средние века в середине моста была решетка, и ночью часовой-христианин стоял тут на страже, чтобы не пропустить беглецов из тюрьмы с другой стороны. Габриэль пересек мост и вошел в подземную галерею. На другом конце прохода перед ним открылась широкая площадь Камподи Гетто-Нуолво, центр некогда бывшего тут гетто Венеции. В пору своего расцвета здесь находилось свыше пяти тысяч евреев. А теперь всего двадцать из четырехсот евреев, когда-то живших в старом гетто, жили тут, и в большинстве своем – уже старики, поселившиеся в Каса Израелитика ди Рипосо.

Габриэль подошел к стеклянной двери на противоположной стороне площади и вошел в здание. Справа от него был вход в маленькую книжную лавку, специализировавшуюся на книгах, связанных с историей еврейского народа и венецианских евреев. Там было тепло и светло – окна от пола до потолка выходили на канал, окружавший гетто. За прилавком, на деревянном табурете под галогеновым светом, сидела девушка с коротко остриженными светлыми волосами. Она улыбнулась Габриэлю и поздоровалась с ним, назвав его рабочее имя.

– Она отбыла час назад.

– Вот как? Куда же?

Девушка пожала плечами:

– Не сказала.

Габриэль посмотрел на часы – четверть пятого – и решил посвятить несколько часов Беллини, прежде чем отправиться ужинать.

– Если увидишь ее, скажи, что я в церкви.

– Нет проблем. Ciao, Марио.

Он отправился к мосту Риальто, свернул налево, на улицу, идущую от канала, а там – к маленькой терракотовой церкви и остановился. У входа в церковь, под навесом, стоял мужчина, которого Габриэль сразу узнал, – это был сотрудник безопасности Службы по имени Рами. Его присутствие в Венеции могло означать только одно. Он встретился взглядом с Габриэлем и посмотрел на дверь. Габриэль проскользнул мимо него и вошел внутрь.

В церкви заканчивалась реставрация. Скамьи были убраны из придела Греческого креста и временно поставлены к восточной стене. Чистка главной заалтарной иконы Себастьяна дель Пьёмбо была завершена. Она не была освещена, и ее почти нельзя было разглядеть в сумеречном свете. Икона работы Беллини висела в часовне Святого Иеронима, в правой части церкви. Ее должны были скрывать накрытые тарполином леса, но их отодвинули в сторону, и икона так и сверкала в ярком флюоресцентном свете. При приближении Габриэля Кьяра обернулась, а глаза Шамрона под нависшими веками были по-прежнему устремлены на икону.

– Знаешь, что я скажу тебе, Габриэль? Даже я должен признать, что это прекрасно.

Старик пробурчал это. Шамрон, примитивный израильтянин, ничего не понимал в искусстве или в развлечении любого рода. Он видел красоту лишь в идеально задуманной операции или в уничтожении противника. Габриэль заметил другое – то, что Шамрон заговорил с ним на иврите и совершил непростительную ошибку, произнеся его настоящее имя в небезопасном месте.

– Красота! – повторил он и, повернувшись к Габриэлю, грустно улыбнулся. – Вот только жаль, что тебе никогда не удастся завершить работу.

Глава 4

Венеция

Шамрон устало опустился на скамью и жестом руки в печеночных пятнах дал понять Габриэлю, чтобы тот изменил угол флюоресцентного света. Он вынул из металлического чемоданчика конверт, а из конверта – три фотографии. Первую молча положил на протянутую руку Габриэля. Габриэль увидел себя и рядом с собой Кьяру – они шагали по Кампо ди Гетто-Нуово. Он спокойно рассматривал фотографию, словно это была картина, требовавшая реставрации, и пытался определить, когда она была снята. Их одежда, яркий дневной свет и мертвые листья на камнях площади указывали на то, что была поздняя осень. Шамрон протянул вторую фотографию – снова Габриэль и Кьяра, на этот раз – в ресторане недалеко от их дома в Каннареджио. При виде третьей фотографии – Габриэль, выходящий из церкви Сан-Джованни-Кризостомо, – по спине Габриэля пробежал мороз. «Сколько раз? – подумал он. – Сколько раз убийца поджидал меня на сатро, когда я на ночь уходил с работы?»